Неточные совпадения
Городничий.
И не рад,
что напоил.
Ну что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то
и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет
и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
—
Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте
и сейте, ешьте
и пейте, заводите фабрики
и заводы —
что же-с! Все это вам
же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я
и в этом препятствовать не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому
что тут недолго
и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите —
что хорошего!
―
Ну, как
же!
Ну, князь Чеченский, известный.
Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках
и храбрился.
И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий?
Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот
и спрашивает князь Чеченский у него: «
ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
— Со мной? — сказала она удивленно, вышла из двери
и посмотрела на него. —
Что же это такое? О
чем это? — спросила она садясь. —
Ну, давай переговорим, если так нужно. А лучше бы спать.
— А,
и вы тут, — сказала она, увидав его. —
Ну,
что ваша бедная сестра? Вы не смотрите на меня так, — прибавила она. — С тех пор как все набросились на нее, все те, которые хуже ее во сто тысяч раз, я нахожу,
что она сделала прекрасно. Я не могу простить Вронскому,
что он не дал мне знать, когда она была в Петербурге. Я бы поехала к ней
и с ней повсюду. Пожалуйста, передайте ей от меня мою любовь.
Ну, расскажите
же мне про нее.
— Он всё не хочет давать мне развода!
Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите
же за кофеем — ушел; вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому
что состояние мне нужно мое. Вы понимаете ли эту глупость,
что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, —
и от этого он хочет пользоваться моим имением.
― Ах, как
же! Я теперь чувствую, как я мало образован. Мне для воспитания детей даже нужно много освежить в памяти
и просто выучиться. Потому
что мало того, чтобы были учителя, нужно, чтобы был наблюдатель, как в вашем хозяйстве нужны работники
и надсмотрщик. Вот я читаю ― он показал грамматику Буслаева, лежавшую на пюпитре ― требуют от Миши,
и это так трудно…
Ну вот объясните мне. Здесь он говорит…
—
Ну, я очень рад был,
что встретил Вронского. Мне очень легко
и просто было с ним. Понимаешь, теперь я постараюсь никогда не видаться с ним, но чтоб эта неловкость была кончена, — сказал он
и, вспомнив,
что он, стараясь никогда не видаться, тотчас
же поехал к Анне, он покраснел. — Вот мы говорим,
что народ пьет; не знаю, кто больше пьет, народ или наше сословие; народ хоть в праздник, но…
— Я помню про детей
и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю,
чем я спасу их: тем ли,
что увезу от отца, или тем,
что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом…
Ну, скажите, после того…
что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите
же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…
—
Ну, про это единомыслие еще другое можно сказать, — сказал князь. — Вот у меня зятек, Степан Аркадьич, вы его знаете. Он теперь получает место члена от комитета комиссии
и еще что-то, я не помню. Только делать там нечего —
что ж, Долли, это не секрет! — а 8000 жалованья. Попробуйте, спросите у него, полезна ли его служба, — он вам докажет,
что самая нужная.
И он правдивый человек, но нельзя
же не верить в пользу восьми тысяч.
—
Ну,
что, дичь есть? — обратился к Левину Степан Аркадьич, едва поспевавший каждому сказать приветствие. — Мы вот с ним имеем самые жестокие намерения. — Как
же, maman, они с тех пор не были в Москве. —
Ну, Таня, вот тебе! — Достань, пожалуйста, в коляске сзади, — на все стороны говорил он. — Как ты посвежела, Долленька, — говорил он жене, еще раз целуя ее руку, удерживая ее в своей
и по трепливая сверху другою.
—
Ну что же ты скажешь мне? — сказал Левин дрожащим голосом
и чувствуя,
что на лице его дрожат все мускулы. — Как ты смотришь на это?
— Да
что же в воскресенье в церкви? Священнику велели прочесть. Он прочел. Они ничего не поняли, вздыхали, как при всякой проповеди, — продолжал князь. — Потом им сказали,
что вот собирают на душеспасительное дело в церкви,
ну они вынули по копейке
и дали. А на
что — они сами не знают.
— Не может быть! — закричал он, отпустив педаль умывальника, которым он обливал свою красную здоровую шею. — Не может быть! — закричал он при известии о том,
что Лора сошлась с Милеевым
и бросила Фертингофа. —
И он всё так
же глуп
и доволен?
Ну, а Бузулуков
что?
Ну, а евреи, магометане, конфуцианцы, буддисты —
что же они такое? — задал он себе тот самый вопрос, который
и казался ему опасным.
—
Ну,
что ты скажешь про папа? — спросила Кити. —
Что же и он плох, потому
что ничего не делал для общего дела?
—
И я не один, — продолжал Левин, — я сошлюсь на всех хозяев, ведущих рационально дело; все, зa редкими исключениями, ведут дело в убыток.
Ну, вы скажите,
что̀ ваше хозяйство — выгодно? — сказал Левин,
и тотчас
же во взгляде Свияжского Левин заметил то мимолетное выражение испуга, которое он замечал, когда хотел проникнуть далее приемных комнат ума Свияжского.
—
Ну, будет о Сергее Иваныче. Я всё-таки рад тебя видеть.
Что там ни толкуй, а всё не чужие.
Ну, выпей
же. Расскажи,
что ты делаешь? — продолжал он, жадно пережевывая кусок хлеба
и наливая другую рюмку. — Как ты живешь?
―
Ну,
что же золотое время терять. Я иду в инфернальную, ― сказал полковник
и отошел от стола.
—
Ну что же?
Что же он? — обратилась она к мужу
и потом к ней.
И он с свойственною ему ясностью рассказал вкратце эти новые, очень важные
и интересные открытия. Несмотря на то,
что Левина занимала теперь больше всего мысль о хозяйстве, он, слушая хозяина, спрашивал себя: «
Что там в нем сидит?
И почему, почему ему интересен раздел Польши?» Когда Свияжский кончил, Левин невольно спросил: «
Ну так
что же?» Но ничего не было. Было только интересно то,
что «оказывалось» Но Свияжский не объяснил
и не нашел нужным объяснять, почему это было ему интересно.
—
Ну, другое, — поспешно сказала она, перевертывая листы
и тотчас
же поняв,
что с этою пиесой было соединено что-то.
—
Ну, так я тебе скажу: то,
что ты получаешь за свой труд в хозяйстве лишних, положим, пять тысяч, а наш хозяин мужик, как бы он ни трудился, не получит больше пятидесяти рублей, точно так
же бесчестно, как то,
что я получаю больше столоначальника
и что Мальтус получает больше дорожного мастера. Напротив, я вижу какое-то враждебное, ни на
чем не основанное отношение общества к этим людям,
и мне кажется,
что тут зависть…
—
Ну, хорошо, хорошо!… Да
что ж ужин? А, вот
и он, — проговорил он, увидав лакея с подносом. — Сюда, сюда ставь, — проговорил он сердито
и тотчас
же взял водку, налил рюмку
и жадно выпил. — Выпей, хочешь? — обратился он к брату, тотчас
же повеселев.
—
Ну полно, полно! — сказал Печорин, обняв его дружески, — неужели я не тот
же?..
Что делать?.. всякому своя дорога… Удастся ли еще встретиться, — Бог знает!.. — Говоря это, он уже сидел в коляске,
и ямщик уже начал подбирать вожжи.
—
Ну, слушайте
же,
что такое эти мертвые души, — сказала дама приятная во всех отношениях,
и гостья при таких словах вся обратилась в слух: ушки ее вытянулись сами собою, она приподнялась, почти не сидя
и не держась на диване,
и, несмотря на то
что была отчасти тяжеловата, сделалась вдруг тонее, стала похожа на легкий пух, который вот так
и полетит на воздух от дуновенья.
— Куда ж еще вы их хотели пристроить? Да, впрочем, ведь кости
и могилы — все вам остается, перевод только на бумаге.
Ну, так
что же? Как
же? отвечайте, по крайней мере.
—
Ну что ж делать? позабыл, — сказал Платонов. — Мы заехали к Константину Федоровичу… Он тебе кланяется, сестра также. Рекомендую тебе Павла Ивановича Чичикова. Павел Иванович, — брат Василий. Прошу полюбить его так
же, как
и меня.
— Да кто
же говорит,
что они живые? Потому-то
и в убыток вам,
что мертвые: вы за них платите, а теперь я вас избавлю от хлопот
и платежа. Понимаете? Да не только избавлю, да еще сверх того дам вам пятнадцать рублей.
Ну, теперь ясно?
«
Ну, ты, я думаю, устоишь!» — подумал про себя Чичиков
и произнес тут
же,
что, из уважения к нему, он готов принять даже издержки по купчей на свой счет.
«
Ну,
что соседки?
Что Татьяна?
Что Ольга резвая твоя?»
— Налей еще мне полстакана…
Довольно, милый… Вся семья
Здорова; кланяться велели.
Ах, милый, как похорошели
У Ольги плечи,
что за грудь!
Что за душа!.. Когда-нибудь
Заедем к ним; ты их обяжешь;
А то, мой друг, суди ты сам:
Два раза заглянул, а там
Уж к ним
и носу не покажешь.
Да вот… какой
же я болван!
Ты к ним на той неделе зван...
— Я тут еще беды не вижу.
«Да скука, вот беда, мой друг».
— Я модный свет ваш ненавижу;
Милее мне домашний круг,
Где я могу… — «Опять эклога!
Да полно, милый, ради Бога.
Ну что ж? ты едешь: очень жаль.
Ах, слушай, Ленский; да нельзя ль
Увидеть мне Филлиду эту,
Предмет
и мыслей,
и пера,
И слез,
и рифм et cetera?..
Представь меня». — «Ты шутишь». — «Нету».
— Я рад. — «Когда
же?» — Хоть сейчас
Они с охотой примут нас.
«Посмотреть ли на нее еще или нет?..
Ну, в последний раз!» — сказал я сам себе
и высунулся из коляски к крыльцу. В это время maman с тою
же мыслью подошла с противоположной стороны коляски
и позвала меня по имени. Услыхав ее голос сзади себя, я повернулся к ней, но так быстро,
что мы стукнулись головами; она грустно улыбнулась
и крепко, крепко поцеловала меня в последний раз.
—
Ну, из этих-то денег ты
и пошлешь десять тысяч в Совет за Петровское. Теперь деньги, которые находятся в конторе, — продолжал папа (Яков смешал прежние двенадцать тысяч
и кинул двадцать одну тысячу), — ты принесешь мне
и нынешним
же числом покажешь в расходе. (Яков смешал счеты
и перевернул их, показывая, должно быть, этим,
что и деньги двадцать одна тысяча пропадут так
же.) Этот
же конверт с деньгами ты передашь от меня по адресу.
—
Ну, так поцелуйтесь
же и дайте друг другу прощанье, ибо, бог знает, приведется ли в жизни еще увидеться. Слушайте своего атамана, а исполняйте то,
что сами знаете: сами знаете,
что велит козацкая честь.
— Э, э, э!
что же это вы, хлопцы, так притихли? — сказал наконец Бульба, очнувшись от своей задумчивости. — Как будто какие-нибудь чернецы!
Ну, разом все думки к нечистому! Берите в зубы люльки, да закурим, да пришпорим коней, да полетим так, чтобы
и птица не угналась за нами!
«
Ну, говори
же, говори
же, — как будто так
и хотело выпрыгнуть из сердца Раскольникова. —
Ну,
что же,
что же,
что же ты не говоришь?»
Ну-с, государь ты мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову
и в упор посмотрел на своего слушателя), ну-с, а на другой
же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ, вынул,
что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню,
и вот-с, глядите на меня, все!
— Эк ведь комиссия!
Ну, уж комиссия
же с вами, — вскричал Порфирий с совершенно веселым, лукавым
и нисколько не встревоженным видом. — Да
и к
чему вам знать, к
чему вам так много знать, коли вас еще
и не начинали беспокоить нисколько! Ведь вы как ребенок: дай да подай огонь в руки!
И зачем вы так беспокоитесь? Зачем сами-то вы так к нам напрашиваетесь, из каких причин? А? хе-хе-хе!
— Да как
же мог ты выйти, коли не в бреду? — разгорячился вдруг Разумихин. — Зачем вышел? Для
чего?..
И почему именно тайком?
Ну был ли в тебе тогда здравый смысл? Теперь, когда вся опасность прошла, я уж прямо тебе говорю!
— Да
что вы все такие скучные! — вскрикнул он вдруг, совсем неожиданно, — скажите что-нибудь!
Что в самом деле так сидеть-то!
Ну, говорите
же! Станем разговаривать… Собрались
и молчим…
Ну, что-нибудь!
Ну,
и не прощу
же себе,
что не загадал!
— Слышите: купца Вахрушина знает! — вскричал Разумихин. — Как
же не в понятии? А впрочем, я теперь замечаю,
что и вы тоже толковый человек. Ну-с! Умные речи приятно
и слушать.
— Да врешь; горячишься.
Ну, а серьги? Согласись сам,
что коли в тот самый день
и час к Николаю из старухина сундука попадают серьги в руки, — согласись сам,
что они как-нибудь да должны
же были попасть? Это немало при таком следствии.
— Э-эх! человек недоверчивый! — засмеялся Свидригайлов. — Ведь я сказал,
что эти деньги у меня лишние.
Ну, а просто, по человечеству, не допускаете,
что ль? Ведь не «вошь»
же была она (он ткнул пальцем в тот угол, где была усопшая), как какая-нибудь старушонка процентщица.
Ну, согласитесь,
ну «Лужину ли, в самом деле, жить
и делать мерзости, или ей умирать?».
И не помоги я, так ведь «Полечка, например, туда
же, по той
же дороге пойдет…».
Ну, однако ж,
что может быть между ними общего? Даже
и злодейство не могло бы быть у них одинаково. Этот человек очень к тому
же был неприятен, очевидно, чрезвычайно развратен, непременно хитер
и обманчив, может быть, очень зол. Про него ходят такие рассказы. Правда, он хлопотал за детей Катерины Ивановны; но кто знает, для
чего и что это означает? У этого человека вечно какие-то намерения
и проекты.
Ну, познакомились, я объявил,
что спешу по домашним обстоятельствам,
и на другой
же день, третьего дня то есть, нас
и благословили.
Да вот, кстати
же! — вскрикнул он, чему-то внезапно обрадовавшись, — кстати вспомнил,
что ж это я!.. — повернулся он к Разумихину, — вот ведь ты об этом Николашке мне тогда уши промозолил…
ну, ведь
и сам знаю, сам знаю, — повернулся он к Раскольникову, —
что парень чист, да ведь
что ж делать,
и Митьку вот пришлось обеспокоить… вот в
чем дело-с, вся-то суть-с: проходя тогда по лестнице… позвольте: ведь вы в восьмом часу были-с?
Ну кто
же, скажите, из всех подсудимых, даже из самого посконного мужичья, не знает,
что его, например, сначала начнут посторонними вопросами усыплять (по счастливому выражению вашему), а потом вдруг
и огорошат в самое темя, обухом-то-с, хе! хе! хе! в самое-то темя, по счастливому уподоблению вашему! хе! хе! так вы это в самом деле подумали,
что я квартирой-то вас хотел… хе! хе!